Солдатский маршал [Журнальный вариант] - Сергей Михеенков

Слухи оказались верными. Ивана Панфиловича Белова, что называется, прорвало: он заявил, что «было много перестраховочных представлений, было много слухов, когда люди сводили счёты, когда принимали за врага не того, кого надо. Люди, которых ни в партийном, ни в другом порядке не оценивали с плохой стороны, берутся органами НКВД». Герою гражданской войны, бывшему главкому Туркестанской республики и командующему Бухарской группой войск РККА, вероятно, простили бы и «перестраховочные представления», и «слухи», и то, что «принимали за врага не того, кого надо», но последняя фраза, сказанная им в запале об «органах НКВД», погубила Белова. Позже, уже в январе 1938 года, Конев узнает, что командарм 1‑го ранга Белов арестован. История с Уборевичем повторится. Белова расстреляют 29 июня 1938 года.

И вот — звонок из Москвы. Так брали многих. Чтобы не будоражить войска и семьи, не поднимать шум в гарнизонах, командармов, комкоров и комбригов вызывали в Москву, а там, на вокзале, их ждали машины с вежливыми офицерами сопровождения…

На всякий случай Конев спросил о цели вызова и… что иметь с собой.

— Обо всём узнаете на месте. Захватите с собой пару белья. Больше ничего.

Семья в то время жила с ним в Минске. Пришёл домой, сказал жене о срочном вызове в Москву. Анна Ефимовна сразу побледнела. Конев решил тему не развивать, но, уезжая, попрощался так, как если бы уезжал навсегда.

Внучка маршала Конева Анна, вспоминая семейные предания, рассказывала мне зимой 2010 года:

— Бабушка говорила, что в те дни дед спал с пистолетом под подушкой. Чтобы успеть застрелиться, если придут за ним…

Глава седьмая

КОМАНДИР ОСОБОГО «МОНГОЛЬСКОГО» ЭКСПЕДИЦИОННОГО КОРПУСА

«Есть выход, товарищ Сталин!»

В Москве на Белорусском вокзале его уже ждала машина. Конев сразу взглянул на фуражку, на петлицы и вздохнул с облегчением: это был человек из секретариата К. Е. Ворошилова. Но, поздоровавшись, на всякий случай спросил:

— Куда едем?

— В Наркомат, — коротко ответил тот.

В Наркомате его тут же проводили к Ворошилову. О том, что было потом, пусть расскажет сам Конев: «После выяснения ряда вопросов К. Е. Ворошилов спросил меня, знаю ли я Дальний Восток. Я ответил, что знаю, воевал там, прошёл до Владивостока включительно. Знаю ли я Монголию? Ответил, что Монголию немного знаю: наша 2‑я Верхнеудинская дивизия находилась на границе с Монголией и Маньчжурией, когда там развёртывались бои за освобождение Забайкалья от банд Семёнова, я хорошо представляю себе весь район, особенно восточную часть Монголии, её бескрайние степи, характер её местности. К тому же 2‑я Верхнеудинская дивизия принимала участие в ликвидации банд Дитерихса. Ворошилов тогда сказал: «Нам нужно послать в Монголию представителя — советником при Монгольской Народной Армии. Как вы смотрите, если мы вас назначим на эту должность? Справитесь ли вы с ней?»

Для меня, разумеется, этот вопрос был неожиданным, но я сразу понял, что отказываться не имею права, и заявил: «Справлюсь, товарищ Народный комиссар, я согласен на это назначение».

Ворошилов был в высшей степени удовлетворён таким ответом, и у него вырвалась реплика: «А говорят, что у нас нет кадров! Очень хорошо, товарищ Конев, что вы сразу согласились поехать в Монголию и выполнить это ответственное поручение. Сегодня состоится заседание Политбюро. Я доложу на Политбюро о вашем согласии, и вопрос о вашем отъезде будет окончательно решён».

Примечательный эпизод. Он характеризует многое. И степень оперативности в принятии тех или иных государственных решений. И ту готовность командиров РККА выполнить порученное. И то, какое место при этом занимала личная жизнь и личные интересы. Конечно, Конев, услышав от Ворошилова такое предложение, мгновенно понял, что его звёздный час настал, что это не простое повышение, а то, которое, в случае если он выполнит порученное ему задание, не просто благоприятно повлияет на всё его будущее, а определит его. Так и произошло. И так потом, на протяжении всей службы в войсках, Конев, получая приказ любой сложности, будет по–солдатски отвечать: «Есть». Так будет под Москвой осенью 41‑го, так будет в 45‑м южнее Берлина, а затем, уже после войны, маршал Конев без долгих размышлений и колебаний отправится в Венгрию (1956 год), в Берлин (1961 год), чтобы исправить ошибки, допущенные политиками и дипломатами.

Конев: «Действительно, вечером состоялось решение Политбюро о моём назначении. Меня известили, что в Монголию вместе со мной едет делегация. После этого сообщения я был вызван в кремль к Сталину с тем, чтобы получить от него личные указания в связи с предстоящей командировкой. Сталин объяснил обстановку, складывающуюся в Монголии. Он сказал, что в связи с наступлением японцев в Маньчжурии у них подготовлен и план захвата Монгольской Народной Республики, а задача советских войск — не допустить захвата Монголии японскими войсками, не допустить выхода японцев к границам Советского Союза в районе озера Байкал и не дать им перерезать нашу дальневосточную магистраль. Далее мне было сказано, что согласно договору о дружбе между Монгольской Народной Республикой и Советским Союзом поставить вопрос об опасной угрозе, нависшей над Монголией, и о готовности Советского Союза оказать Монголии необходимую военную помощь».

На восточных рубежах СССР обстановка в этот период резко осложнилась активизацией японцев. Потерпев фиаско в схватке с Красной Армией и советской дипломатией в двадцатые годы, японцы пошли по другому пути. У юго–восточных границ Монголии из остатков своих военных ресурсов, дислоцированных на материке, они изготовили «троянского коня» — марионеточное государство Маньчжоу–го, укрепили его, вооружили, оснастили самой новейшей на тот период военной техникой. Вскоре Маньчжоу–го предъявило территориальные претензии к МНР. Начались пограничные конфликты с Монголией. Угрозы простирались значительно дальше и глубже монгольских границ. Терпеть такого соседа стало опасно. В 1936 году Германия и Япония заключили «Антикоминтерновский пакт», после чего в отношении союзников СССР японцы начали наглеть в открытую. Квантунская армия, дислоцированная на материке, неподалёку, могла решить «монгольскую проблему» в результате одной стремительной операции. 7 июля 1937 года началась война между Японией и Китаем. Японцы быстро продвигались вглубь Китая. Под угрозой оказалась единственная коммуникация — Транссибирская магистраль, — которая связывала европейскую часть СССР с её дальневосточными областями и краями. Армия МНР насчитывала чуть больше 17 000 штыков. Реальной силы, таким образом, она не представляла. Спасти ситуацию, то есть преградить путь японцам в Монголию, могли только советские войска. Пока Конев был в дороге, в штаб Забайкальского военного округа пришла секретная директива за подписью Сталина: «Первое. Пакт о взаимной помощи (имеется в виду Пакт от 1936 г. между СССР и МНР. — С. М.) гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхнеудинска (ныне Улан — Удэ. — С. М.) и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам. Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР».

В Забайкальском военном округе спешно разрабатывали операцию по вводу войск в Монголию. После гражданской войны, когда здесь сходились в кровавой рубке красногвардейские отряды с одной стороны и казачьи формирования атамана Семёнова, а также орды самозваного правителя Монголии барона фон Унгерна, это была первая крупная операция.

Марш из Улан — Удэ на Кяхту начался 20 августа. В авангарде шли 36‑я дивизия и 32‑я мотомеханизированная бригада. Неделю спустя на монгольский аэродром в Баян — Тумене совершили посадку 52 советских самолёта. 28 августа механизированная колонна 36‑й дивизии и 32‑й бригады пересекли монгольскую границу и по тракту Кяхта — Улан — Батор двинулись вглубь Монголии.

Разведка тем временем сообщала, что Квантунская армия находится в местах постоянной дислокации в состоянии готовности, но приказа выступить не получала. Конев торопил войска. Вперёд! Вперёд! Можно было предположить, что японская разведка тоже не дремала, и марш советского экспедиционного корпуса на Улан — Батор секретом уже не являлся. Теперь важно было выиграть время. Опередить японцев, выйти к коммуникации Калган — Улан — Батор, оседлать её и тем самым отрезать для японцев всякую возможность для вторжения.

3 сентября передовые части экспедиционного корпуса достигли города Саин — Шанда, через который проходила дорога на Улан — Батор из Калгана, и оседлали её. К 9 сентября 1937 года Особый корпус закончил сосредоточение и занялся обустройством на новом месте.